Пастернак Леонид
Пастернак Леонид Осипович (1862-1945) — русский художник- моменталист. Ещё его называли русским импрессионистом.
Автопортрет.
«Наверху мастерская отца…»
В ЭТОЙ строке из поэмы Бориса Пастернаке «Девятьсот пятый год» есть прямой и вполне реальный автобиографический смысл. Дом на Мясницкой, 21, где в Московском училище живописи, ваяния и зодчества четверть века преподавал Леонид Осипович Пастернак, отец поэта. Здесь перед глазами семьи прошли полотна Репина, Мясоедова, Маковского, Сурикова, Поленова, «добрая половина картинных запасов нынешних галерей и государственных хранений», как пишет поэт в очерке «Люди и положения».
Портрет Бориса Пастернака.
Мне кажется, что в строке «наверху, мастерская отца» заключен и другой, не бросающийся в глаза, скрытый смысл. Отец в понимании сына всегда выше, он наверху. Этот образ символичен и даже мифологичен. Мастерская отца, находящаяся наверху, — тон почтительности и любви, сохраненной навсю жизнь.
В столовой и кабинете переделкинского дома, сейчас запущенного, нежилого и далекого от обещанного музея, находились работы Леонида Осиповича Пастернака, подобранные и развешанные сыном. Далеко не все работы, часть их. Они украшали помещение и молча участвовали во всех беседах, которые здесь велись. Многие работы, хранившиеся здесь, погибли в дни войны, они были раскурены и сожжены солдатами. Об этом несколько раз в моем присутствии возникала речь. И всякий раз Борис Леонидович говорил об этом с глубокой горечью. Близких и друзей он учил тому, что нужно привыкать к потерям, хотя это неимоверно трудно. Человек легко научается приобретать. К потерям же он, к сожалению, привыкает трудно, привыкнуть не может. Мы знаем со слов Бориса Леонидовича, что им потеряны две поэмы, тетрадь стихов, черновик романа, текст философского доклада, статьи, перевод трагедии Суимберна и другое. Досадно, печально, Пережил. На людях не вспоминал. А вот гибель отцовых работ перенести было тяжко. Редко, но Борис Леонидович в разговоре возвращался к ним.
Во многих музеях и выставочных залах страны я встречал разнообразные работы Пастернака, больше в запасниках, чем на стенах. Одно время, которое условно назовем временем травли «Доктора Живаго», со стен сошел и отец писателя. Сейчас намечается пересмотр отношения общества к художнику, вошедшему а когорту, прославленную именами Серова, Врубеля, Левитана, Иванова, Коровина и других. До 1921 года Леонид Осипович Пастернак творил в России, и это был самый плодотворный период его жизни. В’ 1921 году он выехал в Берлин для лечения тяжелобольной жены, умершей в 1939 году. После этого художник переезжает к дочери в Англию, в Оксфорд, где умирает 31 мая 1945 года (напомню, что дата смерти Бориса Пастернака 30 мая 1960-го — днем раньше).
День за днем — две скорбные даты. И за рубежом Леонид Осипович Пастернак много работал, и корпус его произведений значительно пополнился.
Это был неистовый труженик, творец, не отрывавшийся от творения. От одной работы зажигалась другая. Жаль, что у нас еше мало и плохо знают этого художника. Была выставка в Третьяковке лет десять назад. Сейчас в Центральном Доме художника на Крымском валу открылась выставка, на которой встретились работы, хранящиеся в нашей стране, с работами, присланными из Англии. Это инициатива «Литературной газеты», посольства СССР п Великобритании и Союза художников СССР Выставка приближает к нашим взорам замечательного, по-моему, недостаточно оцененного ещё художника.
Он был моменталистом. Гением мгновения. Схватить мгновение, воплотить в рисунке и тем самым увековечить. Углем, карандашом, сангиной, пастелью Я сказал: схватить. Можно подумать, что дело здесь только в умении, сноровке, технике. Ничуть не бывало. Конечно, у художника за все годы творчества определились свои рабочие приемы. Это так. Но в основе его художества лежит особого рода душевная пристальность, то есть собранность духовных сил, то есть, напряженность, легкость всего существа, снайперски художнического взгляда, то есть дерзость глазомера. В одной из своих статей Леонид Осипович говорил о важности «…быстрого рисования, важности рисовать с движущихся предметов…». Это свойство художник постоянно развивал в себе. При художнике всегда был его альбом, в который он заносил целые сцены или отдельные групповые портреты. Зарисовки или наброски он делал «…незаметно для портретируемых, чтобы никто не стал «позировать»!.. Это была школа или академия художника, по ступеням которой он восходил к высотам, к совершенству.
Портрет Жозефины Пастернак.
Он следил за постоянством рисования, когда карандаш и рука, держащая карандаш, становятся продолжением глаз, сердца, разума, всего существа, Пастернаковская линия звучит, она певуча. Линив свободна и точна в своей свободе. Цвет неотделим от света. Они неразрывны и воспринимаются синхронно. Но и этого мало. Цвет впечатляет в силу того, что художник остро чувствует свет. Цвет и свет — сходно звучащие слова, но их различие в руках настоящего художника становится единством.
Автопортрет.
Не знаю, как для других читателей Льва Николаевича Толстого, но для меня заодно с великим текстом существуют кровно слившиеся с ним иллюстрации Пастернака. Они прославили имя художника. К ним добавились портреты писателя. его семьи, атмосфера топстовского дома. Это достоверно и прекрасно. Толстой сыграл выдающуюся роль в развитии и становлении Пастернака. Со времени «Дебютантки» Толстой вовлекает художника в круг своих необозримых интересов. Леонид Осипович долго живет в Ясной Поляне, и движение текста «Воскресения» идет бок о бок с его иллюстрированием. Катюша Маслова и Нехлюдов, подсказанные Пастернаком, в дальнейшем не были при других попытках отменены. Я их вижу такими всю жизнь. Серией портретов писателей, художников, философов, поэтов, музыкантов. революционеров, ученых, членов своей семьи, автопортретов создается достоверная художественная летопись, доселе полностью не собранная, не изученная, не изданная. Заседание скрябинского общества, сам боготворимый поэтом Скрябин, концерты Ландовской или Гофмана — все схвачено так, что их не нужно комментировать
Женский портрет.
Эпоха, лица, события, атмосфера — все это передано в рисунке, в живописи. В семье Пастернаков живопись и музыка были неотделимы. Жена художника Розалия Исидоровна была пианисткой европейской известности. Ее домашнее музицирование было предметом восхищения семьи и частым поводом для набросков Леонида Осиповича. К живописи и музыке добавилась поэзия в образе Бориса Леон^овича и архитектура в лице его младшего брата Александра Леонидовича; общая высокая культура воплотилась в сестрах Жозефине и Лидии.
Выставку просматриваешь, смотришь повторно. Выставка работ Леонида Осиповича Пастернака — праздник для глаз. Но сверх того, она внушает добрые чувства к личности художника, к его несравненному дару, к его распыленному наследию, к необходимости собрать и изучить его, а совершвиши это, подготовить я ближайшие годы большую
монографическую выставку — это важно для культуры.
Творчество Леонида Пастернака достаточно хорошо известно, представлено в наших музеях — особенно иллюстрации; многое рассказала монография о нем, вышедшая несколько лет назад. Тем не менее дорого непосредственно увидеть семейные коллекции, которые находятся в разных странах, увидеть их сведенными вместе на стенах этого зала Центрального Дома художника.
Вот уж действительно художник своего времени! В нем блистательно развивались традиции русского реалистического искусства, серовские традиции. Высокий профессионализм, виртуозное владение материалом, постоянное, неотрывное рисование и в то же время огромная духовная культура, душевное богатство, благородство, дружба со многими выдающимися представителями интеллигенции конца прошлого и первых десятилетий нашего века. Все это со эдает совершенно неповторимую атмосферу пастернаковского художественного мира.
Выставка — большое событие в культурной жизни.
А. П. СУРОВЦЕВ,
Идея этой выставки родилась несколько лет назад и принадлежит она старшей дочери Л. О. Пастернака Жозефине Леонидовне. Ей 89 лет. Это человек на редкость своеобразного, живого ума, который прекрасно помнит всю жизнь своей семьи. Очень интересно рассказывает о тех встречах, которые всегда были в этом духовно богатом доме, где встречались люди «самых разных направлений искусства.
Леонид Пастернак был другом и любимым иллюстратором Льва Толстого. Он был одним из первых преподавателей вХУТЕМАСа после революции, был одним из тех, кого Луначарский попросил написать портреты Ленина. Человек поразительно разнообразный по своему интеллекту, по широте взгляда на людей, которых он писал и с которыми общался. В 20-х годах его семья выехала из Советского Союза, жена художника, талантливейшая пианистка Р. И. Кауфман нуждалась в лечении за рубежом, но корни остались здесь. Передавая полотна для выставки, Жозефина Леонидовна выполнила волю своего отца. Это было им завещано — чтобы его помнили как русского художника, как человека, отдавшего все именно русской живописи.
Мы знаем, что были времена, когда у нас имя Пастернака склонялось в негативном плане, пытались забыть художника Пастернака вместо с писателем Пастернаком. Сейчас мы можем читать действительно великие страницы Бориса Леонидовича и видеть то, что написал его отец.
Вот здесь — в этом зале — небольшая, но важная часть его жизни.
Л. М. ЗАМЯТИН,
Чрезвычайный и Полномочный Посол СССР в Великобритании
Эта выставка не первая в Советском Союзе. В 1979 году в трех залах Третьяковки, тогда еще открытой, было показано более сотни работ, во многом благодаря усилиям Лидии Леонидовны Пастернак.
4 мая сего года после тяжелой болезни она скончалась в Оксфорде. Жозефина Леонидовна, потрясенная потерей, послала сюда, на выставку, 15 работ, видя в этом утешение, надежду, что она может еще что-то сделать, продолжить…
Надо сказать, что советские музеи, их запасники богаты работами Леонида Пастернака, потому что именно русский период его жизни был наиболее плодотворен. В 30-е годы большое количество работ — как раз портреты деятелей революции — уничтожили, многие сослали в провинциальные музеи, от Вологды до Челябинска.
Евгений Борисович Пастернак, внук художника.
Плодотворность Леонида Пастернака удивительна. Ею восхищался мой отец, Борис Пастернак, в своих восторженных письмах он говорил об удивительном его мастерстве, о редкостном, свойственном только концу прошлого века умении схватывать натуру на лету, о том, что только Серову он в этом уступает. У художника Пастернака учились такие мастера, как Роберт Фальк, Сергей Герасимов, Юрий Пименов, которые потом создавали молодое советское искусство.
Элен Ромзей, дочь Жозефины Пастернак.
Выставка открывается в канун дня памяти Леонида Пастернака, он умер 31 мая 1945 года. Выставка открывается я день памяти Бориса Пастернака, 29 лет назад был последний день его жизни. Я не могу обойтись сейчас без чувства высокой трогательности. Это память великого периода русского искусства, его многих поколений. Я думаю, с какой радостью отец встретил бы эту выставку, он так о ней мечтал.
Здесь работы, которые висели я переделкинском доме Бориса Пастернака, откуда в 1984 году в течение 12 часов с помощью судебного исполнителя, рабочих Литфонда и участкового милиционера выкинули его семью. До сих пор этот дом пустует, неизвестно, когда и что там будет.
Отдавая дань всему тому, что наполняет высоким духом выставку, на открытии которой мы присутствуем, я хочу сказать: вечная память людям, которые работали не за страхи своего времени, а за совесть и взлет человеческого духа.
Е. Б. ПАСТЕРНАК, внук художника, сын поэта.
Известный британский искусствовед и Коллекционер сэр Исайя Берлинер как-то на вернисаже в Лондонской картинной галерее рассказал мне, что в Оксворде живут две дочери замечательного русского художника Леонида Осиповича Пастернака — отца Бориса — Жозефина и Лидия.
Естественно желание познакомиться с ними. Позвонил старшей — Жозефине. Попросил разрешения встретиться с ней. Звонок был воспринят, как мне показалось с некоторой настороженностью, но встреча состоялась.
Портрет Жозефины Пастернак.
В условленное время в глубине подъезда традиционно английского двухэтажного маленького коттеджа нас встретила пожилая небольшого роста милая женщина. Пригласила в гостиную, чем-то напоминавшую музейную комнату: множество картин и рисунков отца, книг и альбомов разных лет. Жозефина пояснила: отец (она его всегда называла в разговоре «папочка») имел всю жизнь привычку носить с собой маленький альбом. Когда он видел что-то интересное, он всегда сразу же хватался за карандаш и, абстрагируясь от всего, восклицал: «Подождите, подождите, это интересно!» Он никогда не заставлял нас позировать, а лишь схватывал на лету ежеминутные ситуации, которые возникали почти на каждом шагу. Видимо, поэтому вы видите у меня множество семейных портретов, домашних ситуаций.’ зарисовок отца просто на улицах.
Я сказал, что, на мой взгляд, они сделаны в особом, «пастернаковском» стиле — большей частью углем, карандашом, цветными мелками. На это последовал ответ, что отца часто называют «русским импрессионистом».
— Но он никогда не копировал французских импрессионистов, не увлекался цветом, хотя вместе с Серовым, Левитаном, Нестеровым и Поленовым в конце прошлого века ездил специально в Париж на международную выставку, чтобы посмотреть на работы Мане, Писсарро, Моне. Вся группа отдала тогда предпочтение Бастьен-Лепажу. Для меня, часто говорил отец, импрессионизм — это быстро схватить впечатление и настроение без тщательной проработки деталей..’.
Жозефина сидела в удобном кресле у окна, часто закидывала движением головы назад свои седые волосы, останавливалась. что-то вспоминала и продолжала говорить. У нее цепкая память, несмотря на 88 лет. Хорошее чистое русское произношение, хотя прожила в Германии и Англии в общей сложности более шестидесяти лет.
— Отец работал во всех жанрах живописи и, пожалуй, всеми средствами — карандашом, углем, акварелью, маслом, пастелью. В этом вы можете убедиться, не выходя из этой комнаты. Над камином висит автопортрет художника и его жены, а на противоположной стене чудесное полотно, сделанное маслом. Отец называл его «Три философа» — Л. Н. Толстой. Н. Ф’. Федоров и историк Соловьев. Написать этот групповой портрет отец решил после посмертной публикации федоровского философского эссе. Он использовал свои зарисовки, которые делал в Румянцевском музее в Москве, Федоров тогда был библиотекарем, помогал отцу в поисках исторических материалов для иллюстраций к роману «Война и мир». Сюжет не выдуман. Отец наблюдал не раз. как философ и писатель горячо порой до полуночи спорили на религиозно-философские темы.
— Представление об исхусстве моего отца,— продолжала свой рассказ Жозефина, — как об «искусстве смиренном» совершенно неверно. В действительности мой отец был революционером в искусстве, который глубоко чувствовал страдания людей и отражал их. В своем искусстве. Он был одним из тех немногих, которые в начале века осуществили сврего рода эпоху возрождения в русском искусстве…
«Письмо из дома» — первая большая работа отца. Можно сказать, это был его профессиональный дебют. Сюжет был прост, но необычен для того времени. Три солдата в бараке слушают, а один из них читает о том, как живет его деревня.
Лица солдат озабочены, вдумчивы. Чувствуешь их мысли, душевную боль…
И вдруг неожиданный вопрос ко мне:
— Вы хотите посмотреть эту картину? Идемте в столовую. Это копия,— поясняет .Жозефина,— сделанная отцом. Подлинник находится в Москве. А вообще-то с этой, картиной связана забавная, на мой взгляд, история. Когда несколько молодых художников рассказали об этой картине Павлу Третьякову, он приехал к отцу в пансион, где тот тогда жил, так как был беден. Посмотрел картину и сразу решил купить ее, гарантируя место в своей галерее. Видимо, Третьяков заплатил за нее большие деньги, так как, узнав о продаже картины отца, мой племянник воскликнул: «Все, Леонид, хватит отговорок. Ты женишься на Розалине. Теперь у тебя есть деньги, и ты можешь поселиться в Москве. Короче, ты должен жениться». И они поженились. — улыбаясь, говорит Жозефина. — Я рассказала вам об этой чисто семейной истории для того, чтобы была понятна жизнь нашей семьи. Мать наполнила наш дом музыкой. Она была очень известной в свое время пианисткой. Ее карьера началась в восемь лет в Одессе. И хотя постоянные заботы и беспокойства о растущем семействе, желание и необходимость помогать мужу сделали невозможным сочетание карьеры блестящей пианистки с положением заботливой матери, она всегда жила в мире музыки и сияла там, как солнце, не подозревая об этом. Такой был духовный климат в нашей семье, где выросли Борис. Александр и мы с сестрой Лидией. В доме нашем всегда бывали музыканты, художники, писатели…
Мне не хотелось, чтобы у читателя создалось впечатление, что я вел запись беседы с Жозефиной. Мы свободно разговаривали с ней, часто переходя от одной темы к другой. Заканчивая один разговор, мы уславливались о дате новой встречи. . Жозефина была увлекательным рассказчиком.
Но было бы несправедливо с моей стороны не написать и о следующем. Уже при лервой нашей встрече, а она длилась около четырех часов, Жозефина в конце разговора все же затронула ту тему, которая, вероятно, волновала ее много лет. Чувствовалось: у нее она наболела. Думаю, это была одна из причин, почему мой телефонный звонок был встречен с настороженностью, о чем я говорил вначале.
Шаляпин репетирует. 1924 год.
Речь пошла о том. что Л. О. Пастернак был всегда русским художником. Он широко известен как портретист, который оставил миру в наследство памятные образы Горького, Скрябина. Шаляпина. Рахманинова, Эйнштейна.
Портрет Сергея Рахманинова.
По просьбе Михаила Ивановича Калинина он был приглашен в Кремль, чтобы сделать прижизненные зарисовки В. И. Ленина на заседании ВЦИК и на III конгрессе Коминтерна.
Порорет В.И.Ленина на III cъезде Коминтерна.
Вы должны знать, говорила Жозефина, что отец работал над портретом Ленина в свои последние годы в Оксфорде. Когда он умер 31 мая 1945 года, на его мольберте стоял холст с неоконченным изображением Ленина на трибуне конгресса.
— Говорю это всв не для того, чтобы сделать вам что-то приятное. Нет. Хочу спросить: почему в последнее десятилетие у вас предано забвению имя моего отца? Почему его лучшие картины лежат в запасниках Третьяковской галереи?
Неужели правда, что все, что связано с именем Пастернака, умалчивалось, потому что были годы, когда Борис не был реабилитирован в вашей стране?
Жозефина не хотела со мной говорить о брате. Каждый раз она переводила разговор на отца, повторяя, что он хотел остаться в истории русской культуры русским художником. Это и моя цель, сказала Жозефина Леонидовна…
Пастернак и Толстой — особая тема. Она так же интересна, как и все другое, что я узнал в доме дочери художника.
Портрет Л.Н.Толстого.
В найденных записках большая часть посвящена Льву Николаевичу Толстому. Многие годы он был другом семьи Толстого, создал бессмертную галерею его портретов.
— Знаете ли вы. что мой отец был признан при жизни Толстого лучшим иллюстратором его произведений «Воскресение» и «Война и мир»?
Лев Николаевич пригласил отца иллюстрировать «Воскресение». Это редкий случай, когда автор выбирает сам художника. Кажется, Гёте пригласил в свое время Делакруа иллюстрировать «Фауста».
— Может быть, все по порядку? Начнем с того, как состоялась первая встреча Толстого с вашим отцом, — предложил я.
— Для отца знакомство с Толстым и впоследствии творческая близость с ним занимали, как не раз повторял Леонид Осипович, самую значительную часть его жизни. Встретился отец с Толстым в 1893 году. В канун пасхи «передвижники» готовили свою ежегодную выставку. Она проходила в Московском училище живописи, скульптуры и архитектуры. Шли последние приготовления. Распорядителем был Константин Аполлонович Савицкий. Все ожидали приезда Льва Николаевича. Он любил посмотреть на картины «без толпы».
Отец выставил с согласия Поленова картину «Дебютант». Из рассказов отца — а они в семье повторялись много раз — знаю, что Лев Николаевич был очень внимателен к художникам, к живописи вообще.
Осмотр выставки начался. «Именитые» шли полукругом за Толстым. «Новички» смиренно стояли поодаль. Если Толстой останавливался у той или иной интересной работы, сам художник давал пояснения. Слушали замечания Льва Николаевича, иногда завязывался спор…
До картины «Дебютант» было eщe далеко: она висела в конце выставки. А сердце, как говорил отец, буквально было готово вырваться из груди. Вдруг при всех придется услышать слова осуждения Толстого?
И вот черёд настал. К.А.Савицкий, который шёл рядом с Толстым, сказал: это картина молодого художника Пастернака. Но Савицкий не усп<л закончить фразу, как Лев Николаевич приглушенным голосом произнес: «Да, да, я слышал это имя». Пастернак был представлен Толстому. Впоследствии в своих воспоминаниях Леонид Осипович по этому поводу писал: «Я стоял беспомощный и сконфуженный. Но я помню теплоту рукопожатия и мягкость улыбки Толстого, его внимание. проявленное ко мне…»
— Откуда, как вы думаете, Толстой мог знать тогда о вашем отце?
— Отвечу: успех первой картины «Письмо из дома» помог отцу ближе познакомиться в Москве с живописцами, группировавшимися вокруг Василия Поленова. На «рисовальных вечерах» у этого замечательного мастера пейзажа отец встретился с Коровиным, Репиным, Левитаном. Серовым. Обычаем здесь было рисование натуры. А еще — доброжелательство и. общая заинтересованность в успехе каждого. Будучи позднее ведущим педагогом Московского училища живописи. Л. О. Пастернак многое перенял в преподавании из этого общения.. Отец считал свою педагогическую деятельность в училище важным и нужным вкладом в становление молодых русских художников, которые должны быть «интересными, оригинальными и не похожими друг на друга».
Естественной была тема нашего следующего разговора с Жозефиной Леонидовной: как сложились после нового знакомства отношения между Львом Николаевичем и Леонидом Осиповичем?
— Кажется, через неделю отец был приглашен на вечерний чай в Хамовники, в дом Толстого. Сбылась мечта художника показать впервые «великому Толстому» свои иллюстрации к роману «Война и мир».
Жозефина Леонидовна рассказала, как все это произошло. Л. О. Пастернак. В. В. Верещагин, И. Е. Репин и еще двое художников были в числе тех, кому журнал «Север» предложил участвовать в конкурсе иллюстраций к «Войне и миру». Лучшие их работы предполагалось издать приложением к журналу для постоянных подписчиков. Л. О. Пастернак со всей добросовестностью принялся собирать материалы. чтобы иллюстрации были «ближе к жизни». Он проводил многие часы в Румянцевском музее, изучал журналы того времени, хотел увидеть гражданскую и военную одежду наполеоновского периода Франции, Но главное — хотелось поговорить, расспросить автора романа. Казалось это несбыточным.
И вот в Хамовниках в большой гостиной разложены первые акварели. В воспоминаниях Пастернака мы читаем: «Вначале Лев Николаевич смотрел молча. Затем, повернувшись к белой двери, он позвал: «Татьяна. Татьяна, иди сюда быстро». После этого Лев Николаевич обратился ко мне. покачивая из стороны в сторону головой- «Вы знаете, происходит что-то странное. Белке предложили орехи, когда она уже потеряла свои зубы! Когда я писал «Войну и мир», я мечтая иметь такие иллюстрации. Это действительно чудесно!
Татьяна, это правда чудесно?» (из воспоминаний Л. О. Пастернака, английское издание, 1982 год). Особое впечатление на Толстого произвела акварель «Первый бал Наташи», Эта иллюстрация столь точно отражала настроение и замыслы Толстого, что обрела самостоятельное существование, была репродуцирована во многих изданиях.
Своей работе с Львом Николаевичем над иллюстрацией другого романа — «Воскресение» Л. О. Пастернак посвятил значительную часть своих воспоминаний. Отдельным изданием на русском языке в 70-х годах вышла работа Л. О. Пастернака, где рассказано, как создавалось «Воскресение».
Из того, что я услышал от Жозефины Леонидовны, хотел бы пересказать некоторые подробности. Осенью 1898 года Татьяна Львовна передала Л. О. Пастернаку просьбу Льва Николаевича приехать в Ясную Поляну не откладывая: «Он приглашает вас иллюстрировать его новую работу». «Чудовищно! Это захватывает мое воображение! Бог помогает мне», — писал Пастернак. » .
Толстой спешил с публикацией «Воскресения». Публикация намечалась по частям в журналах: в России — «Нива», во Франции — «Иллюстрасьон», в нескольких других странах. Дело в том, что часть денег от этого издания Толстой обещал передать в помощь духоборам, эмигрировавшим в Канаду.
Толстой предложил Пастернаку оставаться в Ясной Поляне и читать манускрипт. Иногда Лев Николаевич сам читал отдельные эпизоды вслух, спрашивал Татьяну Львовну и Леонида Осиповича, какое на них произвело впечатление прочитанное. *
— Отец,— говорила Жозефина Леонидовна,— работал, едва поспевая за Толстым. Наброски будущих иллюстраций делались большей частью сразу же. Но отец часто ездил в Москву, посещал суды, игорные дома, побывал даже в тюрьме. Толстой как-то в шутку спросил отца, не собирается ли он поехать в Сибирь, на каторгу.
Сделанные отцом наброски часто совпадали с реальными характерами, которые имел в виду Лев Николаевич. Отец, говорила Жозефина Леонидовна, чувствовал, что ему новая работа представляется чем-то больше похожим на сотрудничество. чем просто на иллюстрацию. Один на критиков того времени говорил, что между автором и художником было «артистическое понимание». »
Пастернак сделал 44 иллюстрации к «Воскресению». Но это не все. Каждая из них имела еще 5—6 набросков. «Воскресение» было самым большим удовлетворением в моей жизни».— скажет впоследствии художник. А писатель назовет свое произведение «пожалуй, самым лучшим из того, что я когда-либо написал».
Имена двух людей — гениального pvcского писателя и русского художника, его современника,— в этот период их жизни оказались рядом, хотя и на разных строчках титульного листа нашей классической литературы. Пастернак заслужил такое признание своим трудом, любовью к Толстому и его произведениям. Оценил ли это Лев Николаевич?
Приведу выдержку из письма Л. Н. Толстого Пастернаку, которое хранит его семья: «Помните, Леонид Осипович, все проходит, все. Исчезнут царства и троны, богатство, миллионы людей. Все изменится. Не будет ни нас, ни наших внуков, и не сохранятся даже наши останки. Но если в наших произведениях будет хотя бы капля истинного искусства, они будут жить вечно». Пастернак назвал это письмо «словами Провидения» и ценил его, как самую дорогую реликвию.
Пожалуй, на этом можно было бы закончить. Hq хотел все же сказать, что мои разговоры с дочерью художника касались не только его творчества. Мы говорили о разном: почему семья Пастернаков уехала из Советского Союза, не собирался ли Л. О. Пастернак вернуться в Россию, как семья оказалась в Англии и о многом, многом другом.
Жозефина Леонидовна охотно отвечала на мои вопросы. Родители уехали в Берлин в 1921 году. Была необходимость вылечить сердечный недуг матери. Помогал их выезду А. В. Луначарский, с которым отец встречался и вел беседы об искусстве, Уважение было обоюдным.
— Уезжая из России, отец оставил свои лучшие ранние работы в музеях Москвы. До конца дней своей жизни сохранял советский -паспорт.
С приходом нацистов к власти в Германии отец думал о возвращении на Родину и даже в 1938 году, уезжая в Англию, говорил: отдохнем немного от ужасов и погромов и поедем в Советский Союз. Этими мыслями он делился с послом Советского Союза в Англии И. М. Майским. •
Но случилось непоправимое. В 1939 году умерла жена и друг — Розалия Пастернак. 0тец почувствовал, что его собственная Жизнь тоже кончилась. Для всей нашей семьи это было глубокое потрясение. Отец переехал к Лидии в Оксфорд и жил у нее до конца своих дней. Его ничто не радовало. Пожалуй, исключением были посещения местных музеев. Он подолгу простаивал у картин, думал о чем-то, только ему известном.
И все же большая сила воли вернула его к жиэни. Шла война. Его дом стал духовным пристанищем для многих друзей — беженцев из Европы. Он не терял мужества сам и убеждал других не терять веру в победу. Его волновали вести с Родины. Там оставались и его сыновья.
Он жил воспоминаниями о прошлом, спрашивая себя: неужели всё это было?
Леонид Замятин.
